«Артист должен относиться к своему герою, как хирург к пациенту…»

Подведены итоги конкурса «актер-92». Лучшим назван Сергей Курышев.

После «Бесов» московские критики, словно сговорившись, спрашивали: «А что это за Маяковский? Актер, который Кириллова играет, откуда взялся?» И только потом вспоминали, что, конечно же, видели Сергея Курышева в первом, еще студенческом спектакле «Старик», в главной роли Павла Ефграфовича.

- Сергей, вам, наверное, часто приходится давать интервью?
- Нет, это первое.
- А что вы больше любите, говорить или слушать?
- Слушать. Мне кажется, для актера главное – не говорить. Главное – слушать. Слова потом…
- У вас семья театральная?
- Нет. Жена библиограф. Отец военный в отставке. Да и я сам до 16 лет настоящего театра не видел. Родился под Самаркандом, в школу пошел в Москве, где отец в академии учился, жили в основном в маленьких военных городках. Только в Ленинграде, когда поступил в Университет, стал бывать в театре, начал заниматься в студии. Руководитель студии и посоветовал поступать к Додину. Я не думал, что поступлю. Хотел, но не верил. Это какая-то случайность. Казалось, что все идет помимо меня, словно я попал в какое-то течение, и оно меня вынесло.
- Не считаете ли вы, что додинский театр из тех, что требует человека целиком?
- В известном смысле – да. Где-то у Трифонова сказано, что революционер – это гений самоограничения. Я революционеров не люблю, но Трифонов говорит это в положительном смысле. И актеру тоже приходится многим жертвовать. Но театр спасает. И от быта, и от много другого.
- А как к такому «самоограничению» относятся ваши близкие?
- Терпят. В марте у меня родился сын – я был в этот момент в Мадриде. Потом на несколько дней заехал, увидел его, и снова пришлось уехать, в Шотландию, на додинский семинар. Потом были «Бесы», начались репетиции «Разбитого кувшина»…Так что покачать сына и посмотреть на жену удалось только в августе, когда у нас бы отпуск. А теперь – опять гастроли, премьера…Надеюсь, что с января чаще будем видеться.
- А как назвали сына?
- Костя. Константин Сергеевич. Не в честь Станиславского, а в память о моем деде, который погиб в войну.
- А что вам нравится в других театрах? Как зрителю?
- Я очень мало видел. Не знаю, к счастью или к несчастью. Из того, что удалось посмотреть, почти ничего не понравилось. Критерии ведь простые – как Тарковский писал: «Чувствую дрожь по всему телу». В студенческие годы потрясли «История лошади», «Дом», «Братья и сестры». Позже – «Вишневый сад» Питера Брука…
- Я все-таки опять о театре спрошу…Довольны ли вы своими ролями?
- Ролями я доволен. Собой не очень. Все упирается в 2 вещи: когда еще не играешь, а читаешь и чувствуешь, что можешь играть, возникает удовольствие, радость, ради которых собственно и работаешь в театре. А второе – неудовлетворенность от того, что не получается. Такой раздрай страшный. Ужасное чувство. Ужасное чувство. И больше никаких профессиональных «тайн».
Все вертится вокруг этого. Только сейчас начинаешь понимать, зачем Лев Абрамович и Н.А. Колотова давали нам в институте все эти бесконечные упражнения на воображение. Тренинг мы считали ненужным – все эти воображаемые чашечки, трамвай, прогремевший на Фонтанке. И только сейчас, когда бьешься над ролью – и не получается, понимаешь, что дело в азах. Вот хирург поглощен операцией – у Михаила Чехова об этом хорошо сказано. Артист должен относиться к своему герою, как хирург к пациенту. Я так пока не умею. Хирург понимает, что у него в руках живой человек, а я – нет. Я чувствую, что в этом разгадка волшебства. Театр это все-таки нечто волшебное.

Беседовала Елена АЛЕКСЕЕВА